Герцогиня и «конюх» - Страница 13

– Это почему же?

– По трем причинам, ваше высочество, – ответил Меншиков, тоже вставая с кресла.

– Как вы можете знать наперед, угодно будет ее величеству или нет снизойти до моей слезной просьбы? – крикнула Анна Иоанновна.

В этом «вы», которое она швырнула с особым подчеркиванием в лицо Меншикову, зазвучало презрение царевны к худородному, надменному вельможе.

Глаза великого «выскочки» засветились злобой и раздражением.

– Ваше высочество, вы изволите забывать, что я по моему положению являюсь ближайшим и главным руководителем планов ее величества, – резко отчеканил Меншиков. – И, если угодно вам знать, я именно по этому делу и прибыл сюда.

Анна Иоанновна спохватилась, что сразу зашла слишком далеко, и поспешила смягчить свою вспышку.

– Ах, князь Александр Данилович, вы, кажется, могли бы понять ту ужасную ситуацию, в которой я пребываю, – вырвалось у нее. Слезы уже готовы были брызнуть из ее глаз, но страшным усилием воли она поборола себя: ей стало противно плакать перед этим человеком. – Постойте, Александр Данилович, выслушайте меня. Неужели у ее величества не дрогнет сердце нанести удар мне, которая столько лет пребывает во вдовстве? Ведь каждая ее придворная дама живет лучше и счастливее меня. – Голос Анны стал заметно дрожать. – Что это за жизнь вы устроили мне здесь? Не могу я больше так, не могу, не хочу! – бешено закричала она, после чего, гордо выпрямившись, продолжала с удвоенной энергией: – Блаженные и вечно достойные памяти государь император Петр Алексеевич имел всегда обо мне попечение… Вам, Александр Данилович, должно быть, ведомо, что о супружестве моем с некоторыми особами и трактаты уже были подписаны. Или не так я говорю?

– Вы изволите говорить, ваше высочество, сущую правду, и на нее я позволю себе выразить лишь одно: иногда и предреченное меняется волею рока, – почтительно ответил Меншиков.

– Почему же из всех только именно одна я должна испытывать всю тяготу этого рока? – опять вспылила Анна Иоанновна.

– Не огорчайтесь, ваше высочество: после годов испытания всего вернее ожидать счастия.

– Ха! Вы все толкуете о счастье для меня, а где же оно, когда оно придет? Вот теперь, когда я по своему желанию пытаюсь устроить свою судьбу, вы первые мешаете ему.

Как ни крепилась Анна Иоанновна, она не выдержала: ее грудь заколыхалась, веки задрожали, губы запрыгали, и она с громким рыданием опустилась в кресло и забилась головой о его высокую спинку.

На что уж был прожженный «царедворец» Александр Данилович Меншиков, какую, кажется, суровую муштру с петровской дубинкой прошел он, как, казалось бы, должен был закалиться он «при всех видах», но и он невольно смутился перед этим взрывом отчаяния герцогини Курляндской.

Что думал он, глядя на царственную племянницу своего великого благодетеля, бившуюся головой о кресло, исходившую слезами?

– Ваше высочество… Бог с вами… придите в себя!.. – заговорил он. – Негоже русской царевне предаваться такому отчаянию… Сейчас я приведу те резоны, по коим вам не стоит печься о браке с сим графом Саксонским, а пока скажу одно: иной, может, найдется.

– Не надо мне вашего выбора! – крикнула Анна Иоанновна. – Опять, может быть, такого же мужа, как и первого, изберете… Опять через месяц вдовой оставите… Опять споите его до смерти…

С герцогиней сделался сильнейший истерический припадок.

Вбежала служанка, Меншиков совсем растерялся.

Но мало-помалу Анна Иоанновна стала приходить в себя. Слезы облегчили ее вконец измученную грудь.

– Ваше высочество, – произнес светлейший, – не чаял я, что вы все это столь близко принимаете к сердцу. На меня вы не должны гневаться: я являюсь лишь исполнителем воли ее величества.

Анна Иоанновна, иронически усмехнувшись, возразила:

– Такая скромность не идет к лицу вам, князь Александр Данилович! Если прежде вы действительно являлись только исполнителем державной воли, то теперь представляете собою полновластного хозяина ее, распорядителя. А о сердце моем больше не тужите: окаменело оно с сей минуты на веки вечные. Одно скажу вам: действительно, многое меняться может в жизни каждого человека. Так вот, если когда-нибудь случится и вам нелегко – вспомните тогда нашу сегодняшнюю встречу и не забудьте о слезах, которые проливала перед вами несчастная герцогиня Курляндская. А теперь, ваша светлость, милостивый государь князь Александр Данилович, потрудитесь поведать мне те резоны, по коим ее величеству не угодно будет исполнить мою просьбу.

Анна Иоанновна встала и царственно-горделиво выпрямилась всей своей пышной фигурой перед «подлым рабом».

Меншиков по свойству своей «подлой» натуры невольно пригнулся перед этой величественной осанкой. Но и, пригибаясь, он не удержался, чтобы не умалить захудалой царевны следующими словами:

– В вашем высочестве произошла изрядная перемена после того, как вы изволили быть на коронации в Москве в сопровождении обер-камер-юнкера Бирона. Довольны ли вы им, ваше высочество? Он, кажется, имеет большую осведомленность в лошадях.

– Да, да, каждый должен быть чем-нибудь, Александр Данилович: кто – пирожником, кто – лошадником, – усмехнулась герцогиня.

Меншиков побагровел. Однако поборол свой гнев и произнес:

– Так вот-с резоны, по коим ее величество не может согласиться на вашу слезную просьбу: первое – что избрание Морица герцогом Курляндским вредило бы интересам российским и польским, а второе – что вступать вам с ним в супружество неприлично, так как он рожден от метрессы, а не от законной жены. От такого брака произошло бы великое бесчестие и ее величеству, и вашему высочеству, и всему государству. Я удивляюсь, как Петр Михайлович Бестужев не предупредил вас об этом. Вообще многое мне является странным в поведении господина резидента. Как мог он, имея указ ее величества и ведая сего дела важность, допустить избрание Морица сеймом? По-видимому, он чинил факции, и об этом я имею особенный указ.