Вскоре стол был сервирован.
Анна Иоанновна поставила посреди него вазу с ярко-пунцовыми розами.
– Ну а теперь, ваша светлость, давайте побеседуем немного… – начал Бестужев. – Садитесь!
Анна Иоанновна покорно села в вычурное золотое кресло.
– Итак, вы упорно желаете, чтобы принц Мориц Саксонский сделался вашим супругом, приняв курляндскую герцогскую корону? – спросил Бестужев.
– Да, – еле слышно слетело с уст Анны Иоанновны.
– Вы полюбили его, Анна? Но как могло это случиться? Вы видели его мельком у меня…
Герцогиня, передернув плечами, возразила:
– Ну и что ж из того, Петр Михайлович, что только мельком? Он – ты прости меня за откровенность! – сразу завладел моим сердцем, лишь только я увидела его… Такой красивый, смелый, решительный. И потом, истомилась я во вдовстве моем. Посуди ты сам: каково сладко мне живется?.. Что такое я? Жена без мужа, герцогиня без настоящей короны, без власти, без силы. А годы идут, мой старый друг, идут неумолимой чередой… И какие годы! Лучшие, молодые уже прошли.
Бестужев, сострадательно поглядев на Анну Иоанновну, произнес:
– Вы, ваша светлость, все говорите, как женщина, а не как лицо из царственного дома… Но мы, дипломаты, царедворцы, должны глядеть несколько глубже, соображаясь с массой побочных обстоятельств.
Анна Иоанновна сделала нетерпеливый жест рукой.
– Одну минуту внимания, ваша светлость! – остановил ее Бестужев. – Дело в том, что лично я сильно сомневаюсь, чтобы ваше пламенное желание могло осуществиться. И, если это дело провалится, вините только свое рождение: все, имеющие право носить горностаевые мантии, – несчастнейшие из всех смертных, так как все их желания зависят не от их воли, а обязаны согласовываться с известными конъюнктурами…
– Я не понимаю тебя, Петр Михайлович! – слегка побледнев, сказала герцогиня.
– Сейчас вы поймете, ваша светлость. – Бестужев налил в стакан золотистого токайского и стал мелкими глотками прихлебывать ароматную, крепкую влагу, продолжая: – Вам, Ан… ваша светлость, отлично известно, что такое представляет собой Курляндия. Это – тот лакомый кусок, на который точат зубы и Речь Посполитая, и Пруссия, и мы – русские. Весь вопрос заключается в том, кто окажется хитрее и за кем этот лакомый кусочек останется.
– Но я-то тут при чем? – негодующе вырвалось у Анны Иоанновны.
Старый царедворец проснулся в Бестужеве. Он вынул золотую, осыпанную бриллиантами, табакерку и, запустив в нос изрядную понюшку душистого табака, продолжал:
– Как «при чем» вы, ваша светлость? Разве вы не знаете, что вы – законный придаток к сему герцогству?
Бешенство исказило грубое, не особенно красивое лицо Анны Иоанновны.
О, эти молнии гнева, бороздившие ее лицо! Как часто потом, когда она сделалась императрицей, устрашали они толпившихся у ее трона.
– Как, как ты сказал: законный придаток? – задыхаясь от злобы, выкрикнула она. – Кто же из меня чучело сделал?
– Ваш дядюшка, ваша светлость, великий император Петр.
Анна Иоанновна схватила серебряный кованый графин и с силой швырнула его в стену, но попала в зеркало, и последнее разбилось вдребезги.
Бестужев вздрогнул.
– Вы суеверны, Анна? – дрогнувшим голосом спросил он.
– О, да!
– В таком случае поздравляю вас: кто-то скоро должен умереть… Дорога вам очищается, но… пока все еще темно… Однако вы, ваша светлость, перебили меня. Я возвращаюсь к курляндским делам. Итак, прошу вас внимательно слушать меня! Дело вкратце заключается в следующем. Побочный сын польского короля Августа Второго, саксонский принц Мориц, с тайного согласия своего отца, домогается и вашей руки, и курляндской короны… Так, ваша светлость?
– Так, Петр Михайлович.
– Теперь ответьте мне: все ли ведомо вам о принце Морице? – Бестужев подошел к Анне Иоанновне и схватил ее за руку. – Все ли ты, Анна, знаешь о нем? – повторил он глухим, вздрагивающим голосом.
Это давно, почти никогда не слыханное «ты» поразило Анну Иоанновну.
– А что… что именно? Какая тайна?
– А то, что ведомо ли тебе… вам, ваша светлость, что этот Мориц – авантюрист, искатель грандиозных предприятий?
Анна Иоанновна схватилась за сердце.
– Знаете ли вы, ваша светлость, – продолжал Бестужев, – что он, этот блестящий, великолепный Мориц Саксонский, уже раз заключил брак по расчету с богатою наследницею Викториею фон Лебен, развелся с ней и теперь – кто знает? – отыскивает, быть может, лишь более блестящий, выгодный брак?
Анна Иоанновна была бледна как полотно.
– Это жестоко, Петр Михайлович, ты ранишь меня прямо в сердце, – прошептала она.
– Я только предупреждаю вас, ваша светлость, на правах вашего искреннего, любящего вас друга. Слушайте дальше.
Бестужев вынул из бокового кармана толстый, вчетверо сложенный пакет, состоявший из нескольких листов.
– Что это? – спросила Анна Иоанновна.
– Секретнейший указ, ваша светлость, который я получил из Петербурга. Вот его содержание! – ответил Бестужев и начал читать вполголоса: – «Избрание Морица противно интересам русским и курляндским: 1) Мориц, находясь в руках королевских, принужден будет поступать по частным интересам короля, который через это получит большую возможность приводить в исполнение свои планы в Польше, а эти планы и нам, и всем прочим соседям курляндским могут быть иногда очень противны, от чего и для самой Курляндии могут быть всякие сомнительные последствия. 2) Между Россиею и Пруссиею существует соглашение удержать Курляндию при прежних ее правах; Россия не хочет навязать курляндским чинам герцога из бранденбургского дома; но если они согласятся на избрание Морица, то прусский двор будет иметь полное право сердиться, зачем бранденбургскому принцу предпочтен Мориц? И тогда Курляндия со стороны Пруссии не будет иметь покоя; Пруссия скорее согласится на разделение Курляндии на воеводства, чем на возведение в ее герцоги саксонского принца; 3) Поляки никогда не позволят, чтобы Мориц был избран герцогом Курляндским и помогал отцу своему в его замыслах относительно Речи Посполитой».