Анна Иоанновна провела рукой по лбу. Она еще не совсем пришла в себя после угарной ночи. Наконец она ответила:
– Он, князь Алексей, входит ко мне без доклада. Впустите!
Через несколько секунд в комнате «императрицы» появилась фигура великого дипломата.
– Ваше величество! – почтительно склонился великий немец к руке еще не коронованной государыни. – Вы кажетесь подавленной…
– Я плохо спала, – понуро ответила Анна Иоанновна.
– Ай-ай-ай! – покачал головой Остерман, бросая на Долгорукого странный взгляд. – Что же это вы, любезный князь Алексей, плохо помогаете нашей повелительнице?
– А вы помогите лучше! – усмехнулся Алексей Долгорукий.
– А вот сейчас, одним словом. Не верите, князь Алексей? – И Остерман, подойдя к Анне Иоанновне, громко произнес, пристально глядя ей в глаза: – Радуйтесь, государыня, сегодня.
Анна Иоанновна долго глядела в глаза Остерману.
– Вы говорите, что сегодня? – произнесла она побелевшими губами.
– Да! – твердо произнес Остерман. – Позвольте же вам, государыня, как я и обещал, преподать последний урок политической мудрости относительно конституционного образа правления, который вам угодно ввести в уклад жизни Российской империи. Но… а-ппчхи. – Остерман, вынув табакерку, понюхав, снова чихнул и продолжал: – Но вам надо сначала сделать диспозицию сегодняшнего дня. Правда, князь Алексей?
– Правда, наш великий оракул!.. – ответил Долгорукий.
– Кто будет одевать вас к парадному выходу, ваше величество? – обратился Остерман к Анне Иоанновне. – Я советовал бы вам попросить князя Алексея Долгорукого пригласить для сей оказии его дочь Екатерину. За то счастье, что она будет присутствовать при вашем туалете и помогать вам облачаться в мантию императрицы, вы, ваше величество, не откажете в милости пожаловать ее в ваши обер-гофмейстерины. Правду я говорю, князь Алексей? – насмешливо обратился Остерман к Долгорукому.
Анну Иоанновну словно осенило. Она все поняла. Поняла она то, что сила, стало быть, на стороне Остермана, раз он так уверенно говорит за нее; поняла, что надо слушать его, не противоречить ему; поняла, что надо мстить этой «подлой Катерине», которая хотела вырвать у нее трон.
Долгорукий побледнел.
– Она больна, ваше величество… навряд ли она сможет подняться с кровати, – пробормотал он, бросая недоумевающие взгляды на Остермана, своего «единомышленника».
– Я желаю этого!.. – топнула ногой Анна Иоанновна. – Она, твоя, князь Алексей, Екатерина, должна присутствовать при позорном акте, когда вы будете лишать меня самодержавия.
«Дура! Ах, дура! Она, того гляди, проболтается!» – подумал великий «оракул» и тотчас произнес:
– Ваше величество, я должен заметить вам, что вы выразились резко: ограничение прав монарха – вовсе не позорный акт. Сейчас я убежу вас в этом… Все это время вы разделяли со мной тот взгляд, что пора дать империи большую самостоятельную волю… А-п-пчхи! – Остерман подошел к Алексею Долгорукому и еле слышно бросил ему: – Ступайте скорей за Екатериной!
– А вы зачем надумали доставить ей это унижение? А? Ловушка немецкая? – прохрипел Долгорукий.
– Что вы, что вы, князь Алексей? Для политики это надо. Пусть все видят, до чего любовь Долгоруких к царице простирается: бывшую невесту царя, а потом и кандидатку на престол в услужающие к ее величеству поставили.
Долгорукий не мог понять: правду говорит «лукавый немец» или он просто издевается над ним?
– Что же ты, князь Алексей, не слыхал, что ли, моего приказания? – нетерпеливо воскликнула Анна Иоанновна.
– Сейчас, ваше величество, я отправляюсь за ней, – дрожащим от бешенства голосом произнес Долгорукий.
«Что это с ней? Откуда взялся вдруг этот властный тон, эта горделивая осанка?» – недоумевал он, выходя из покоев государыни.
– Вставай, Ваня! – тормошил Алексей Долгорукий красавца Ивана, отдыхавшего после бессонной ночи.
– А… мм… – промычал тот в богатырском сне.
– Вставай, говорю!
С трудом очухался князь Иван.
– Что надо? – недовольно спросил он.
Алексей Долгорукий принялся рассказывать только что происшедшую сцену в покоях Анны Иоанновны, прибытие Остермана и диковинный приказ о том, чтобы Екатерина одевала ее к парадному выходу. По мере того как говорил Алексей Долгорукий, все большее и большее изумление появлялось на лице князя Ивана. Сон с него сразу слетел.
– Да ну?
– Вот тебе и «ну»! Не чаял я, что после вчерашнего дня так дело пойдет!.. – развел руками Алексей Долгорукий. – Что же, разве ты не повеселил ее?
Иван усмехнулся.
– Разве меня не знаешь? – вопросом ответил он.
– Так чего же она фордыбачиться начала?
– А это – штуки проклятого немца.
– Пожалуй, – тревожно вырвалось у Алексея Долгорукого. – Ну, мы поборемся еще! – гордо выпрямился он. – Она в наших руках, не вывернется! Да и Остерману не резон ссориться с нами. Нет, пустяки все это, зря труса мы празднуем!.. Мало ли что глупой бабе на ум взбредет?! Ты иди к сестре, вези ее, а мне здесь прохлаждаться некогда: нельзя без себя дворец да и ее оставлять…
Князь Иван почесал затылок и произнес:
– Ой, заартачится Екатеринушка, не поедет! Разве сам не знаешь ее характера дикого?
– А ты уговори, урезонь, Ванюша!
– А если не поможет? – спросил Иван.
– Силком тащи, волоком!.. Не навлекать же нам на свои головы беды из-за ее глупостей?.. Иди, иди, а я поеду. Неспокойно что-то сердце у меня.
– К какому часу торжество-то назначено?
– К двум. Время есть, а все же поторопиться надо.
Князь Алексей уехал, а Иван отправился к сестре.