А где же он?
– Я слышала, что он поехал к обер-гофмаршалу.
– А-а!.. – протянула Анна Иоанновна. – Постойте, постойте, баронесса, что это вы плачете? Что с вами? Да неужели… – У Анны Иоанновны словно сразу открылись глаза. Она привлекла придворную к своей широкой груди и ласково спросила: – Вы любите Эрнста?
Лицо Клюгенау покрылось густым румянцем.
– Говорите же, отвечайте на мой вопрос! – продолжала допрос Анна Иоанновна.
– Да, ваша светлость, я люблю Бирона, – призналась гофмейстерина.
«Так вот оно что! – с усмешкой подумала про себя счастливая герцогиня. – Этот хват Бирон успел влюбить в себя эту стареющую немецкую «божью коровку»… То-то она частенько так злобно поглядывает на меня!»
– Ну, что же, милая баронесса, хотите, я буду вашей свахой? – рассмеялась Анна Иоанновна.
– Ах, нет, нет, ваша светлость! – в испуге замахала Клюгенау руками. – Если этому суждено быть, пусть это совершится само собой. Вы не знаете, ваша светлость, какой это настоящий мужчина!
– Что же значит «настоящий мужчина»? – уже громко расхохоталась Анна Иоанновна.
– Он такой сердитый… властный… он – лев… – сентиментально закатила глазки придворная дама герцогини Курляндской.
После свадьбы дочери Петра Михайловича Бестужева, красавицы Аграфены Петровны, вышедшей замуж за князя Никиту Федоровича Волконского, уныние и пустота воцарились в его дворце. Но в последние дни дворец резидента стал неузнаваем. Какая-то лихорадочно-суетливая жизнь била в нем ключом. То приезжали курьеры, по-видимому, с весьма важными донесениями, то прибывали влиятельнейшие обер-раты во главе с маршалом. Помещение Бестужева в эти дни походило на штаб-квартиру главнокомандующего.
Бестужев нервно расхаживал по кабинету.
Избрание Морица Саксонского герцогом Курляндским совершилось.
Для Бестужева это не явилось неожиданностью, потому что он более, чем кто-либо иной, был в курсе выборов и сам активно помогал этому. Но теперь, когда это совершилось, неясное, но властное предчувствие какой-то грядущей беды и неприятностей закрадывалось в душу ловкого, хитрого царедворца.
– А как взглянут на это там, в Петербурге? – шептал он, схватываясь по привычке за голову.
Сегодня у Бестужева уже побывал Мориц.
Новоизбранный герцог шумно благодарил его за «содействие» и обещал никогда не забыть этой услуги.
– Мы встретимся с вами, Бестужев, у Анны сегодня вечером, – смеясь, проговорил Мориц на прощание.
Бестужеву подали записку. Он распечатал конверт.
«Мой милый Петр Михайлович! Что же ты не торопишься ко мне?.. При всей важной оказии желательно и любезно бы для меня было видеть в моем замке моего гофмаршала».
Бестужев в раздражении скомкал и бросил на пол записку.
– Дура! Эк как обрадовалась!.. Точно простая старая дева, выскакивающая замуж… Вдова… соскучилась, расторопилась, подумаешь, горемычная…
В дверь постучали.
– Войдите! – гневно крикнул Бестужев.
В кабинет быстрой, уверенной походкой вошел Бирон.
При виде своего ставленника ко двору светлейшей герцогини озлобление резидента еще более усилилось.
– А-а… Это вы, Эрнст Иванович? – сухо проговорил он.
– Как видите, господин обер-резидент и обер-гофмаршал! – с насмешкой в голосе ответил выскочка, сын придворного конюха, непостижимым образом обратившийся в обер-камер-юнкера. – Вы, кажется, не в духе? Это меня удивляет: в Митаве ликование, целое море огней – и вдруг тот, кто способствовал всему этому, мрачнее тучи. Donner-wetter! Was soll das bedeuten, Excellenz?
– Что это за тон, который вы приняли в последнее время? – затопал ногами Бестужев. – Теперь уж я спрошу вас: что должно это означать?
– Только одно: я чувствую под собой твердую почву.
– И… и давно вы стали чувствовать ее, любезный Бирон?
– С тех самых пор, как вы, ваше превосходительство, породнились со мной через мою сестру секретным браком, а главное – с тех пор, как вы затеяли вашу двойственную игру с Петербургом по поводу «курляндского дела».
– Бирон! – бешено вырвалось у Бестужева.
– Господин резидент! – в тон ему ответил Бирон.
Они встали друг против друга, словно два смертельных врага, измеряющие свои силы, готовые к прыжку друг на друга.
– То есть как это: я вмешался в «курляндское дело»? – первым нарушил тягостное молчание Бестужев. – Не сошли ли вы с ума, мой любезный друг Эрнст Иванович?
– Нисколько.
– Как же я, резидент ее величества, мог бы обойтись без вмешательства в это дело, во главе которого я стою? – спросил Бестужев.
Бирон насмешливо улыбнулся:
– Вы правы, Петр Михайлович, но вы только одно упустили из виду: нельзя в одно и то же время быть и строгим резидентом-дипломатом, свято отстаивающим интересы русского двора, и обер-гофмаршалом вдовствующей герцогини, изнывающей по отсутствии постоянного супруга.
Слова «постоянного супруга» Бирон резко подчеркнул и насмешливо поглядел на своего покровителя.
«Ого! Этот «конюх» действительно зазнался», – подумал Бестужев.
А «конюх» невозмутимо продолжал:
– Слушайте меня внимательно, Петр Михайлович. Да будет вам известно, что все «митавское действо» известно мне досконально, до последнего шнура на запечатанных конвертах курьеров.
– В самом деле, мой милый? – насмешливо бросил Бестужев, изменяясь помимо своей воли в лице.
– Да, да, уверяю вас, ваше превосходительство!
– Виноват, Эрнст Иванович, – вдруг круто перебил Бирона Бестужев. – Ответьте мне только на один вопрос с той откровенностью, на какую я, кажется, имею право: вы-то, вы почему так близко интересуетесь и принимаете к сердцу это «курляндское дело»?