Ироническая улыбка пробежала по губам Остермана.
– Вы ошибаетесь, князь Алексей!.. – промолвил он. – Каждый раз, как они являются ко мне, я получаю от них драгоценные сведения. Ведь они считают меня своим сторонником и потому вполне откровенны со мной. А мне, всем нам необходимо быть в курсе их замыслов, знать настроение и большинства дворянства, и войска. Поэтому вы не волнуйтесь: я не пропущу нужного момента. Я вам скажу больше: я арестую даже Бирона… А знаете, почему и для чего?
Долгорукий насторожился.
– Для того чтобы его место на время занял князь Иван Долгорукий… – еле слышным шепотом произнес Остерман. – Анна Иоанновна – женщина, и притом с пылким темпераментом. Вы понимаете?.. Раз князь Иван сблизится с ней – она очутится в ваших руках. А вы… вы не забудете моей услуги, Долгорукий?..
– О! – вырвалось у того. – Все поделим!
– Я знал, что вы, как умнейший человек, поймете меня. Ну, теперь я иду к государыне. Смотрите, чтобы никто не помешал нашему свиданию. Предупредите князя Ивана, растолкуйте ему…
– Все исполню, все… – довольным голосом пробормотал Долгорукий.
– Ваше величество, где вы? – тихо спросил Остерман, входя в красную гостиную.
Он поводил глазами, но нигде не видел заточенной императрицы.
Портьера распахнулась, и из спальни вся в слезах, угрюмая, понурая вышла Анна Иоанновна.
– Что же это такое? – не здороваясь, накинулась она на своего «тайного руководителя». – В ловушку меня заманили? Да? В капкан засадили?..
По-видимому, Остерман был готов к подобному приему, потому что ни один мускул не дрогнул на его лице, и он тихо, но спокойно продолжал:
– Через три дня все будет окончено, ваше величество! Но ради Бога, говорите тише, иначе все, все пропадет, все разрушится! – Он склонился перед царственной затворницей и, горячо поцеловав ее руку, прошептал: – Разве вы перестали верить вашему верноподданному слуге Остерману? О, ваше величество, вы обижаете меня!.. Я знаю, ваше величество, как тяжело вам и в каком унизительном положении находитесь вы. Но вы терпели много; потерпите же еще всего три дня.
– Ах! – истеричным воплем вырвалось из груди Анны Иоанновны. – Терпеть и терпеть! Это – все, что я получаю от жизни. Ну, вот, я стала царицей…
– Вы еще не коронованы, ваше величество, – поправил ее Остерман.
– И что же? Меня опять держат в плену, в заточении. Эти проклятые князья Долгорукие стерегут меня, словно собаку в будке. Но я не хочу этого, не хочу! Я убегу отсюда, я закричу на улицах народу: «Спасайте свою царицу из рук тюремщиков и палачей!»
Остерман бесцеремонно взял императрицу за обе руки, усадил ее в кресло и стал посвящать ее во все тонкости своего хитроумного плана.
– Понимаете, ваше величество?
– Да, да, – мало-помалу оживлялась Анна Иоанновна.
– Видите, что сделаться самодержавной императрицей, не имея на то прямого права, не так-то легко, – продолжал свое утешение хитроумный Остерман. – Поэтому потерпите еще всего день, два, три. Ваш план обратиться к народу великолепен; это самое придумал и я, а поэтому подпишите вот эти воззвания.
Остерман развернул перед Анной Иоанновной целую кипу листов.
– А что это такое? – испугалась та. – Боже мой, я уже подписала ограничение себе!.. А это, быть может, уже совсем отречение от престола или даже смертный приговор мне?
Тогда Остерман взял один из листов и шепотом начал читать несчастной «царице»:
– «Воззвание к моим верным солдатам. Братцы! Вашу императрицу наглые члены Верховного тайного совета насильно заставили подписать ограничительную грамоту, коей я, императрица Анна Иоанновна, лишаюсь права управлять царством. Все права хотят захватить в свои руки Голицыны, Долгорукие и прочие иные господа верховники. Позор, поношение, обида царскому роду, коему вы, солдаты, служили всегда верой и правдой. Меня во дворце заключили, как в темницу: каждый шаг мой стерегут. Верные мои солдаты, верная и любезная моя армия! Идите и ослобоните меня! Присягайте только мне, как самодержавице, но не присягайте Верховному совету. Жду от всех вас, братцы, помоги, изволения от своих дерзновенных тиранов».
– Так! Так! Так! – захлопала руками Анна Иоанновна. – О, эти проклятые князишки! Я им покажу, как оскорблять царскую кровь!
– Подписывайте скорее, ваше величество! Каждая секунда дорога! – торопил ее Остерман, боявшийся внезапного появления которого-нибудь из Долгоруких.
Анна Иоанновна подписала все воззвания.
– А теперь помните, что вы, ваше величество, должны быть особенно ласковы с Долгорукими, особливо с князем Иваном. Они не должны держать в подозрении ни вас, ни меня, – продолжал поучать императрицу Остерман, затем встал, чутко прислушался и преувеличенно громко произнес: – До свидания, ваше величество!
В дверях стоял Алексей Долгорукий.
– Итак, вы усвоили себе, что такое ограниченный монарх? – почтительно спросил Анну Иоанновну Остерман.
– Да, – растерянно ответила императрица.
– Уверяю вас, ваше величество, что это – самый лучший, удобный и выгодный образ правления, – продолжал великий дипломат. – Вы – императрица, но не можете же вы одна управлять такой махиной, как Российская империя? Я правду говорю, князь Алексей? – обернулся Остерман к Долгорукому.
– Это – святая правда, ваше величество, – поклонился тот государыне.
– Завтра или послезавтра я буду иметь высокое счастье снова явиться к вам, ваше величество, на урок. Вы дозволите? – сказал Остерман.
– Я буду ждать вас с нетерпением, господин Остерман! – улыбнулась Анна Иоанновна, протягивая ему руку.